Интервью с Сакураи
Атсуши
Snob/Jan’2005
Перевод с японского: Lola
Перевод с английского: Stoopid?
Редактирование: Rakkaus Valo
Взято здесь: http://sparklingai.livejournal.com
http://nopperabou.net/bt-interviews/bt-inter/snob-ja2005.htm
- Какое у вас было детство?
- Ну-у... Первое слово, которое приходит мне в голову при упоминании о моем детстве, это насилие. Из-за моего отца. Сколько я его помню, он всегда был жестоким человеком. В основном из-за этого я был зажатым, молчаливым, скрытным, и вечно прячущимся в своем выдуманном мирке ребенком.
- Вы были ранимым ребенком?
- Да, был. Но я считал, что мне не нужно быть таким. Я мечтал быть хорошим и
воспитанным, но когда я был ребенком, я был не идеален. Я всегда боялся.
Правда. Одна из вещей, которые я запомнил из детства, что я всегда боялся,
когда он спал. Потому, что, если я нечаянно будил его, то он начинал злиться.
По коридору я ходил на цыпочках, но когда пытался закрывать двери, они все
равно шуршали по полу и будили его. Он говорил что-то вроде: «Что ты там
крадешься как привидение?» и выходил из себя. Я ненавидел это. Я думаю, мое
желание быть незаметным в детстве, было вызвано моим желанием выжить. Это было
на уровне инстинкта. Изначально мой отец был простым рабочим. У него всегда был
очень жестокий нрав. Но когда он напивался, то становился абсолютно
бесконтрольным и невероятно жестоко обходился с матерью. Без всяких причин. О
чем-нибудь банальном, как совместный обед невозможно было и помыслить. Иногда
отец мог просто перевернуть чашку с рисом на стол. Я просто мечтал, чтоб это
быстрее закончилось. Как во время тайфуна, когда мой отец злился, я повторял
про себя: «Быстрее заканчивайся, быстрее заканчивайся». Вот какое у меня было
детство. Это был мир, полный насилия, а я пытался спрятаться в нем. Так что, эти
вещи повлияли на мой характер, но мне не хочется говорить, что это целиком и
полностью вина моей семьи. С возрастом я начал больше бояться за свою мать. Я
не хотел, чтобы она страдала. Я хотел быть хорошим человеком для нее, и думаю,
это желание тоже на меня повлияло.
- Хм Сакураи-сан, люди, которые работают с вами, всегда отмечают, насколько вы
добрый и вежливый человек *улыбается*.
- *Смеется*.
- Я, конечно, думаю, что то, что вы рассказали это часть вашего характера. Люди
не хотят расстраивать своих родителей, и это влияет на характер сильнее, чем
что-либо. К примеру, желание быть хорошим человеком отражается и на том, как вы
ведете себя, когда впервые встречаете кого-то. Вы выставляете вперед свои
лучшие качества, не так ли?
- Нет, то есть да, я так делаю, но это привычка уже с детства. Никогда никого
не хочу расстраивать. Конечно, когда вы кого-то огорчили, это не самое лучшее
ощущение. Естественно, я никогда не хотел огорчать людей, но я часто через это
проходил.
- Но, возможно, сейчас, с возрастом, вы знаете, как применить этот опыт? Вы
постоянно накапливали этот ценный опыт с детства и теперь, когда вы стали
старше, вы понимаете его ценность? Вы до сих пор принимаете его близко к
сердцу?
- Да, конечно, я из тех людей, которые всегда запоминают уроки, которым научила
жизнь. Это не то, против чего стоит возражать. В любом случае, на чем я
остановился? Школа. Наша группа родилась в школе. Там я был «волком-одиночкой».
У меня хорошо получалось быть одному *улыбается*. Окружающих не волновало, был
я рядом или нет. Моя учительница постоянно писала на доске объявлений, что я
неактивный и молчаливый, потому что я не участвовал в школьной деятельности.
- Это конечно серьезное перевоплощение во фронтмена группы. Наверняка вы прошли
через какие-то стадии на пути к этому. Как у вас все это происходило?
- Это были большие перемены. Начались они в старших классах. Я попал в плохую
компанию и стал в глазах окружающих преступником.
- И вас стали звать янки (так называют малолетних хулиганов) *смеется*??
- Они не звали меня янки, но считали хулиганом *хихикает*. Но большой разницы в
этом не было. Я действительно совершал плохие поступки, но никогда не д
«Ты просто тряпка, ничего не можешь сделать! Неудачник!». Так что вы
можете видеть, что быть плохим у меня не очень хорошо получалось. Что касается
друзей, то в старших классах у меня их не было. А те, которые у меня были не
ходили в школу. Те ребята были уже не в ладах с полицией, так что тогда я был
антисоциален. Из-за этого, конечно… Это выглядит как старая надоедливая
история, не так ли? Ребенок становиться плохим, мать переживает. Типичная вещь.
Она плакала, и все больше не из-за того, что творилось дома, а из-за меня.
Когда я увидел, как она плачет, я понял, что больше никогда не должен общаться
с этими людьми, и никогда не совершать плохих поступков. Но теперь мне не к
чему было стремиться. Я потерял веру в себя. Я понятия не имел, чем буду
заниматься.
- У вас не было ни малейшего понятия, чем бы вы хотели заниматься в будущем?
- Когда бы меня ни спросили, кем бы я хотел стать, когда вырасту, я всегда
отвечал: «менеджером», потому, что это единственное, что я знал. У меня не было
больших надежд на будущее. Я сам был от этого не в восторге, но когда я говорил
об этом, это выглядело словно хвастовство моим собственным несчастьем. В
действительности, я стремился к этой монотонной и простой жизни обычного
служащего фирмы. Когда я впервые вошел в дом простого менеджера я действительно
позавидовал. Правда. Изредка на выходных меня могли пригласить на обед в такой
дом, а отцы моих друзей меня встречали. Но я ненавидел субботу. Все остальные
шли домой, я опять представлял себе, что меня там ждет. Я просто надеялся, что
в один прекрасный день я сбегу от всего этого. Конечно, я желал, чтобы суббота
быстрее закончилась. Я думал, что перестану попадать в неприятности в старших
классах. Когда я в очередной раз вляпался, мой старший брат разозлился и сказал
мне: «Придурок! Ты расстраиваешь мать!». Он потащил меня за волосы в
парикмахерскую и попросил парикмахера побрить меня. Затем брат отвел меня в мою
школу, хотя сам учился в другой *улыбается*, и сказал: «Иди туда». Поэтому мне
пришлось идти и извиняться перед учителем. После этого моей единственной целью
стало закончить школу.
- Только потому, что ваш брат так поступил, в вас проснулась ответственность?
Или было что-то большее?
- Да, это касалось и моей матери. Когда я был в младших классах, я не любил
навещать родственников с мамой, потому, что тогда мне приходилось притворяться
паинькой *улыбается*. Меня это напрягало. Поэтому я строил из себя дурака и
говорил, что не хочу идти. Из-за этого у нас с братом усложнились отношения, и
он частенько поколачивал меня. С четырнадцати или пятнадцати лет и до того
момента, как мой брат женился, на протяжении почти десяти лет мы не общались.
Это привело к появлению во мне новых комплексов. В результате я вновь закрылся
в своей раковине и надулся. Я был невероятно обижен. Из-за этого единственным
человеком, с которым я продолжал общаться, случайно, оказалась моя мать.
- Но что касается вашего отца… По мере вашего взросления вы все-таки поняли,
что его жестокость была всего лишь проявлением его слабости. После этого что-то
в вас сломалось и вы начали меняться?
- Да… Конечно. Когда в зрелом возрасте я совершал плохие поступки, он прижигал
меня сигаретами и бил до такой степени, пока мое лицо не раздувалось. И я ходил
в таком виде в школу. Когда сейчас я думаю об этом… Я просто хотел, чтоб
кто-нибудь меня любил. Правда. Вокруг меня было только насилие и жестокость, а
мне просто хотелось теплых человеческих чувств. Это тоже играло определенную
роль. Потому что я невероятно боялся жестокости моего отца. Со временем, когда
я смотрел на своего напившегося отца, рыгающего и развалившегося на полу, я
думал: «Интересно, если он побьет меня теперь.. это из-за того, что он сдался
как отец, или что сдался как человек?». Даже когда он попал в больницу, то
просил принести ему алкоголь. И тогда я впервые осознал, что он хочет убить
себя им. Так в один день он слишком много выпил и умер.
- Сколько вам тогда было?
- Мне было восемнадцать. Он напился досмерти. Потому, что сдался. Мать рыдала.
-А я подумал, каково быть парой, жить в браке с человеком… А вдруг это
все было неправильно? А еще я не знал, как стать другим. В результате я стал
похожим на него. На своего отца.
- Вы так подумали?
- Да.
- Хм… Когда я слушаю вашу историю, я представляю, каково вам тогда было.
- *Хихикает* Я был так одинок. Расстроенный и обиженный.
- В то время как это может возмутить некоторых людей, они все равно продолжают
с вами нянькаться, так?
- Да. Я не хотел бы в это верить, но выглядит это правдиво. В то время я даже
думал начать новую жизнь. Я нашел работу и впахивал на ней. Я был невероятно
счастлив. Когда я возвращался с работы домой, моя мать говорила приветливым
голосом: «Добро пожаловать домой!». Она тоже была очень счастлива. Но это
счастье не могло длиться вечно.
- Когда вы начали думать, что похожи на своего отца?
- Когда я учился в старшей школе. Мне не хотелось ничего делать. Тогда я был в
группе, и работал в Гунма. Иногда мы ездили в Токио или давали концерты на
различных сельских сценах. Я чувствовал, что пытаюсь удержать это счастье. Но
особого энтузиазма по поводу этого у меня не было. Я смирился, потому, что если
бы я уехал в Токио, то моя мать осталась бы одна. Но это еще не все. Еще у меня
совсем не было друзей. Новый я проходил по тем же дорогам, что и старый. Я все
еще ни в чем не преуспел. Я даже ездил на работу один в своей машине, потому
что это давало больше времени для меня самого, потому что мне не нужно было
взаимодействовать с людьми. Так как я не хотел видеться с людьми я начал
работать в ночную смену. Естественно, я не видел даже тех нескольких друзей,
которые у меня остались, потому что работал целую ночь. С этого момента я начал
пить.
- Не произошло ли это потому, что у вас были личные проблемы? Это похоже на
защитную реакцию…
- Вот еще одна причина, по которой я стал ненавидеть обещания. Примерно с того
времени. Каждый раз, когда у нас намечалась поездка, я начинал нервничать еще
до того, как мы уезжали. И когда обещание было нарушено, встреча или поездка
отменена, я был готов к этому.
- Вы надеялись, что обещание не сдержат, с самого начала?
- Да. Даже если я думал сначала, что идея удачная, то в результате отказывался
от нее. И делал так постоянно. Когда меня звали на школьные вечеринки,
путешествия или пикники я всегда говорил себе, что на них все равно будет
скучно. Я отвечал что-то вроде: «Там будет все равно скучно. Все фестивали
одинаковые. Я просто буду мечтать, чтоб он поскорее закончился ». Поэтому,
когда я возвращался с работы домой вечером, то брал бутылку Шочу (Shochu -
японский ликер, родственный водке) и выпивал ее залпом. Каждый день я пил и
пил, пока серьезно на нее не подсел.
- А сейчас вы имеете в этом опыт *улыбается*. Возможно, вы пили, чтоб забыться?
- Я пил, чтоб забыться, но кто так не делает?
- Так вам не нравился вкус?
- Конечно, нет.
- У вас был такой момент, когда вы осознали, что не просто поступаете, как ваш
отец, но и ломаете себе жизнь, как это сделал он?
- Да был. Как-то утром моя мать обнаружила меня пьяным и валяющимся на полу,
примерно как это делал он. Она сказала: «Ты совсем как твой отец». Я тогда не
на шутку разозлился и заявил что-то вроде: «Никогда не смей меня с ним
сравнивать!».
- Она задела за живое?
- Она знала, что сказать *улыбается*. В тот момент она сильно меня обидела, я
толкнул ее. Тогда мы еще раз серьезно подрались с братом. «Какого черта ты
делаешь? И теперь ты хочешь сказать, что ты не такой как он?» вот, что он мне
сказал. Я опять залез в свою раковину и вновь начал размышлять над тем,
насколько я не похож на отца. Я был последним трусом. Я прекрасно понимал, что мне
надо менять себя и свое положение, и найти то, в чем я смог бы преуспеть.
- Вот где ваша жизнь пересекается с музыкой? Вообще-то, это выглядит как
типичная история, но в результате, перемены, которые произошли с вами из-за
группы, просто невероятны.
- Да. И моя мать была единственной, кто дал мне возможность заняться музыкой.
Отец умер… а я потихоньку начал превращаться в его подобие. Ходил ли я на
работу, или нет. Все бы могло закончиться тем, что в один день я бы лишь
притворился, что пошел на работу, а сам бы завалился спать в каком-нибудь
парке. Предвидя это, мать сказала мне: «Можешь спокойно отправляться в Токио».
Тогда я этого не понимал, но сейчас вижу, насколько сильно она меня любила, что
позволила сделать это. Брат тогда сказал, что она меня портит *улыбается*.
Тогда я и уехал в Токио и вскоре начал жить с одной девушкой в ее квартире.
- Банальный сценарий *смеется*.
- Действительно *улыбается*.
- Думали ли вы в это время посвятить свою жизнь группе? Или для вас группа была
чем-то незначительным, чем можно просто убить время?
- Для меня…это было больше способом самореализоваться, чем окончательной целью
в жизни. Там я тоже скитался без всякой определенной цели. Переезжал с места на
место *улыбается*, не мог удержаться на работе больше чем на три дня.
- Значит, вы оказались в плохом положении?
- Ужасном. Правда. Практически без денег…Ситуация была не из приятных. Это
отрицательно повлияло на мое здоровье. В тот момент мой брат снова на меня
разозлился и предложил завязывать с такой жизнью.
- В тот момент вы уже были в «Buck-Tick»?
- В старших классах я с друзьями частенько захаживал в дом к Имаи, потому, что
многие в то время там тусовались. Как раз в то время одна наша местная группа Boоwy
стала достаточно популярной в Токио, и разговоры шли только об этом. Некоторые
ребята заводили тему о том, чтоб самим собрать группу. И тогда я сказал:
«Ладненько. Я тоже буду в группе. Буду ударником». С тех пор я начал учиться
играть на барабанах. После окончания школы Имаи и предыдущий вокалист группы
отправились в Токио, поступать в школу Искусств, а я остался работать механиком
в Гунма. Хайд и Юта были на год нас младше, поэтому собирались перебраться в
Токио только в следующем году. Постепенно там оказались все. В то время, как я
прозябал в Гунма, я продолжал ныть матери, пока она не отпустила меня в Токио.
С этого и начинается история нашей группы. С того момента, как я уехал в Токио,
моей целью было стать вокалистом во что бы то ни стало, и я начал ломать
голову, как бы это провернуть. Затем случилось так, что ребята сами захотели
сменить вокалиста. Сначала мы обсудили все по телефону между собой. Когда я
сейчас об этом думаю, это выглядит достаточно подло *улыбается*. И затем, когда
мы вернулись с репетиции в Кёнджи и отправились в Изакая (бар), я поднял
разговор об этом. Я все сказал тогдашнему вокалисту и девушке, с которой
встречался в то время, и… я стал вокалистом. Даже сейчас, когда я об этом
думаю, мне кажется, что это именно я заставил его уйти.
- А почему именно вам выпала честь объявить ему ваше решение?
- Ну, я же был хулиганом *улыбается*. Думается, в тот момент я показался
ребятам самым «эффективным» для этой роли.
- *Улыбается* Ок, расскажите подробней, как вы стали вокалистом?
- Что ж, когда мы были еще любителями в Гунма, помниться, я сказал Имаи и Юта,
что хотел бы быть вокалистом в другой группе. Я был очень решительно настроен,
хотя у меня не было никакой самоуверенности или опыта. Но к счастью, уже тогда
я умел произвести сильное впечатление на людей, даже если выглядел неуклюжим. Я
был очень самонадеян. В результате, я бросил играть на барабанах в «Buck-Tick»
и спросил Ани, могу ли я стать вокалистом в его группе. Было сумасшествием
вообще спрашивать у него такие вещи, но, помниться, он достаточно вежливо мне
отказал.
- Вежливо? Это больше похоже на «отмазку» *улыбается*.
- *Хихикает* Тогда я сказал себе «Что ж, это жизнь», и тогда решил, что хочу
стать фронтменом в «Buck-Tick». И я сказал об этом ребятам. Я должен был. Я
хотел, чтоб они дали мне шанс и знал, что я смогу с этим справиться.
Этим я хотел оставить себя «старого» и изменить свою жизнь. Это было
поворотным моментом. У меня уже были страсть и драйв, но теперь я хотел
воспользоваться ими. До этого момента во мне никогда не было достаточно сил на
такие поступки. Но в этой ситуации есть и хорошие и плохие моменты *улыбается*.
Плохие заключались в том, что я иногда не поступал разумно.
- Вы уже об этом упоминали. Но может дело в том, что в детстве вам приходилось
ходить на цыпочках, а затем вы стали свободны. Вот почему вы пустились во все
тяжкие. В вашей лирике и песнях это прослеживается. Но, как вы знаете, с
успехом приходит большая ответственность. И чем больше успех, тем больше и
ответственность.
- Мм. В начале карьеры я об этом не задумывался. Вот почему я был безответственным.
Выходил пьяный на сцену. Мечтал о том, как мы начнем выступать на больших
площадках. Вот, что было моей целью, когда я был любителем. Я был взволнован
тем, что у меня появилась возможность двигаться вперед. В тот момент я мозги
совсем не включал.
- И когда дела начали налаживаться?
- Когда я перестал быть идиотом *улыбается*.
- Вы имеете в виду *улыбается* когда вы перестали быть озлобленным?
- *Хихикает* а хорошее было времечко *улыбается*.
- Вы можете не рассказывать нам все, вплоть до последнего альбома.
- Это будет не очень интересно, не так ли? Итак, после нашего дебюта я снова
как будто попал в другой мир. Начал меняться. «Сделайте это, пожалуйста,
подпишите здесь, пожалуйста». Поклонники выкрикивали это, а я был просто
ошарашен *вздыхает*. Постепенно ко мне пришло осознание того, что я не могу больше
жить по своей старой идеологии. Ее нужно было менять. Раньше мне нравилась мои
поднятые вверх волосы, но мне не хотелось уже делать такую прическу, потому,
что меня заставляли ее делать, и потому, что это была моя обязанность. Раньше
нам всем нравилась такая прическа, это было весело, но все меняется, когда вас
к этому принуждают. Я хотел быть более «настоящим». Я больше не хотел поднимать
волосы. Мне казалось, если я хочу петь более искренне, то мне необходимо
поменять свою внешность.
- Значит, когда вы начали выступать с опущенными волосами, это говорило о том,
что вы выросли как вокалист?
- Да, это так. Это так же было связано с выходом нашего третьего альбома
«TABOO». Наши первые альбомы создавал в основном Имаи. Он писал и музыку и
тексты. Но к третьему альбому лирику в основном писал я. В этот период мы
хотели охарактеризоваться как группа. Раньше нас волновало только, чтоб текст
хорошо ложился на музыку, и песня была мелодичная. Но до того, как мы начали
писать «TABOO», я сказал Имаи, что хочу создать что-нибудь потяжелее, и
попросил его писать тяжелую музыку. Я никогда не думал, что этот имидж к нам
приклеится. Сейчас мы ассоциируемся с готикой, но тогда, мне просто нравилась
готическая музыка в минорном тоне. Мне конечно и попсовые мелодии нравились, но
оказалось, что темный образ лучше работает на группу *улыбается*. Так что мы
делали это не только потому, что я так захотел. В итоге вы можете любить что-то
и не уметь этого делать. Так что, когда колесики машины завращались, я понял,
что могу добиться на этом поприще многого.
- Итак, во время написания «TABOO» … были ли вы уверены в том, что вы делали и
получали ли должную реакцию зрителей на ваших выступлениях?
- В принципе, да. Но тогда я не выкладывался на все сто процентов. В то время
мы лишь хотели четко позиционировать свою музыку. Я думаю, лучшее, что я мог
сделать в такой ситуации - это быть честным.
- После этого настало время больших перемен…с «Kurutta Taiyou» , в период
выпуска этого альбома внешние перемены в вас были очень разительными.
- В начале нашей карьеры мы делали инди-музыку с приятными красивыми мелодиями.
Потом, в «TABOO» мы стали тяжелее. В «Aku no Hana» мы продолжили эту тенденцию.
Но отчасти я думал, что всего-навсего царапаю о поверхность. Я только начал
использовать слова о декадансе, потому что тогда это было модно. Но в «Aku no
Hana» было не просто использование слов, это были мои настоящие чувства *горько
усмехается*. Я целиком в это погрузился. До этого момента центром моей лирики
никогда не являлся какой-то определенный человек, и мне приходилось выражать в
текстах те чувства, которых я в принципе не испытывал. Я спросил у других
членов группы, можно ли мне так делать, и они ответили: «Пиши так, как считаешь
нужным». В любом случае, у меня появился шанс самовыразиться.
- С этого момента ваша лирика и позиция сильно изменились? Неожиданно люди,
слушающие вас, увидели положение вещей с вашей точки зрения, и поняли,
насколько сильной была ваша боль. Как будто у вас не осталось ничего в жизни,
все эмоции умерли. Окружающее стало сплошной ложью.
- Я правда тогда так чувствовал. Раньше я в основном использовал тему
европейского декаданса, так как это было уже заведомо круто. Мы все так
считали. Но я быстро от этого отказался. Возможно, потому, что я злился на
себя, если проявлял слабину. Я уже не был ребенком. И тогда я сказал себе: «Да
что ты все ноешь?». Я взял себя в руки, иначе бы горе меня сломило.
- Мда… Когда теряешь близкого человека, создать что-нибудь – единственный путь
справиться с горем. Лирика тому пример. Как только заканчиваешь работу,
чувствуешь себя свободнее.
- Возможно, вы правы. Мне можно было об этом писать. Но если вам разрешено
что-то написать, вы не обязательно будете это делать. Каждый человек
справляется с горем по-своему. У кого-то это занимает месяцы, у кого-то годы.
Но то, что случилось у меня в Гунма, когда мне было восемнадцать, и теперь,
было абсолютно разными вещами. Я понятия не имел, как с этим справиться. Я был
абсолютно опустошен. Мне казалось, что боль уже ничем не унять. И это со мной
произошло, когда мы гастролировали. Я ничего не запомнил из этих гастролей. В
том году мы много работали, и я был реально вымотан. Естественно, я не мог
нормально обдумать эту утрату. Может быть, поэтому я и излил все в лирику. В
тот момент я не был верующим, но был очарован некоторыми ненаучными теориями,
касательными потери любимых людей. Я просто хотел, чтоб все оказалось ложью, я
не хотел видеть реальность. Я бежал от этого.
- Ваша печаль была настолько велика?
- Да, даже сейчас.
- Значит, в тот период, обращение к ненаучным (мистическим) теориям было
единственным выходом для вас убежать от своих чувств?
- Не очень разумно, правда? Когда люди испытывают сильный шок, они закрываются
от реальности, это защитная реакция. В результате, они обращаются к ненаучным
теориям. Я думал, если буду держать себя в руках, то справлюсь.
- Такое горе любого сломит.
- Сильный человек скажет в такой ситуации «Спасибо тебе, мама», и будет
счастлив. Я же смог только произнести «Прости меня».
- Возвращаясь к вашей лирике. В «Kurutta Taiyou» она стала намного глубже. А в
следующем альбоме «Darker than Darkness» вы вообще стали одержимы смертью.
- Мм, да.
- А в «Six/Nine» вы спрашивали себя: «Почему я существую?».
- Ха-ха-ха. Когда вы говорите это, все выглядит так просто.
- Кажется, словно в этот период вы думали о своем отце. В конце концов, вы не
могли к нему отправиться и задать ему эти вопросы.
- Отчасти да. Но меня спасли люди, окружавшие меня.
- Вы чувствовали себя одиноким. К счастью, вы были и любимы тогда.
- Ха-ха-ха. Проблема в том, что тогда я знал, что это значит.
- Но потом вы это оценили, ведь после «Six/Nine» вы объявили: «Думаю, я
хочу жить!», после того, как перенесли тяжелую болезнь.
- Да, верно *улыбается*. Любовь мне тогда сильно помогла. Когда это было? После
выхода «COSMOS»?
- Наверно. Вы тогда занимались поисками в течение года.
- Ах, да, да. Я тогда уехал в Непал. Буквально сорвался с места. После того,
как я провел там два дня, я решил, что нам стоит устроить там фотосессию. И с
утра неожиданно почувствовал себя очень плохо. Я не смог встать с постели, я
просто не мог двигаться или спать, потому, что желудок невероятно болел. Меня
бросило в холодный пот. Я никогда так плохо себя не чувствовал. Но днем у меня
должна была состояться фотосъемка. Хорошо, что я долго могу терпеть боль. Не
знаю как, но я это выдержал.
- Не сомневаюсь.
- Ха-ха-ха. Возможно, я просто привык к боли. Это продолжалось около шести
часов.
- Так долго?!
- *Улыбается*. После целого дня боли, во время фотосъемки я сказал: «Извините,
но не может ли кто-нибудь отвезти меня в больницу?». К тому моменту я
израсходовал все свои силы. Когда меня доставили в больницу, оказалось, что у
них нет свободных мест. Так как я не мог уехать домой, или остаться в больнице,
меня быстро направили в Сингапур. Там уже ждала машина скорой помощи, чтоб
отвезти в больницу. Врачам хватило одного взгляда на мою диаграмму, чтоб
понять, что все очень серьезно. В тот момент я уже действительно думал, что
умру. Я хотел умереть в Токио. Я только одно смог произнести: «Отвезите меня в
Нарита». Это было абсолютно неразумно с моей стороны, но никто не хотел
взваливать на себя вину, за то, что не выполнил мое последнее желание, если со
мной что-то случится. К моменту, когда меня доставили в Нарита, я был настолько
слаб, что уже не чувствовал боли. Я думаю, что наш настрой - удивительная вещь
*улыбается*, он может изменить результат вещей.
- Ваше состояние было совсем плохим?
- Еще каким. Если бы была задержка с моей госпитализацией хотя бы на день, я бы
умер. Ужасно. Проблема была с моей прямой кишкой. В ней случился разрыв, что
вызвало перитонит. Когда это произошло, все мои кишечные выделения проникли в
тело. Врачам пришлось делать операцию, чтоб откачать из меня весь этот яд. Я
был на волосок от смерти.
- Тогда, возможно, среди всех мыслей, роящихся в тот момент у вас в голове,
самой ясной была о желании жить. Я думаю, у вас сильная воля к жизни. До этого
момента вы и не задумывались о том, что умирать не так приятно. Понадобилась эта
страшная ситуация, что бы вы задумались об этом.
- Мне тогда сказали: «Кто больше всех жалуется, тот дольше всех живет».
- *Хихикает* вы говорите о долгожителе мистере Хисаши (отце Имаи) из Гунма?
(Тут какая-то игра слов, типа Хисаши означает «Долговечный».)
- Аха-ха! Вы знаете, он до сих пор поет караоке в общественном центре. Со своей
женой.
- Верно *улыбается*. Но возвращаясь к нашему разговору. Часто, люди, которых
коснулась смерть, меняют свои взгляды на жизнь. С вами тоже такое случилось,
когда вы лежали в больнице? Или вы продолжили жить как раньше?
- Мм, я был очень слаб после случившегося. Ни сил, ни воли не осталось. Я был
как выжатый. Тогда я не мог совершать вещей, которые делал обычно. Я был в
шоке. Когда меня привезли в больницу в Непале, я был напуган и одинок. После
операции я не мог нормально есть целый месяц. А есть – означает жить, так что я
и не жил толком. У меня был ужасный стресс, поэтому я был в прострации все это
время.
- И сколько у вас заняло времени, чтоб вернуться к работе в группе?
- А что мы после этого выпустили?
- Вы сменили лейбл и выпустили «SEXY STREAM LINER» примерно через год, после
вашей госпитализации.
- Ах, да. То было очень нестабильное время. Я переехал, сменил имя. Думал о
том, чтоб поменять профессию. Это был очень сложный для меня период, но я все
тщательно обдумывал.
- Но после того как вы выпустили «ONE LIFE, ONE DEATH» три года спустя,
по началу оно вызвало положительное впечатление.
- Хм… Как сказать… Вся эта история показала, что, чтобы быть полноценной
личностью, нужно быть и хорошим и плохим. Мы были искренни. Все это расширило
круг моих мыслей и показало, что несколько слов могут иметь большое значение.
Теперь я не мог просто так успокоиться. Я хотел все и сразу. Но это оказалось
не так уж плохо. Эти мысли позволили мне взглянуть на все со стороны и
разделить понятия себя и группы, отделиться от нее, как от центра жизни.
- Когда вы говорите о разделении, вы имеете в виду разделение ролей, так? Что
вы позиционируете себя не просто как автора текстов и вокалиста.
- Да. И это вовсе не плохо. Только тогда мы могли говорить о сольных проектах.
Например, Имаи создал «Lucy». Он дал мне понять, что ему это необходимо. Имаи
нужно было выплеснуть те чувства, которые он не мог открыть в ««Buck-Tick»»,
чувства, которые были важны для него, и которые он долго держал в себе.
Возможно, поэтому он решил записаться с друзьями, которые разделяли его
чувства. Я решил, что это неплохая идея. Ему необходимо было сделать что-то
такое со времен «Mona Lisa OVERDRIVE», так что когда появилась «Lucy», я его
понял.
- И когда вы снова поняли, что вам уже сложно выносить такой груз, как «Buck-Tick»?
- Вообще-то, не совсем так. Я просто понял, что должен сделать что-то большее,
чем когда я говорил «Я хочу сделать что-то тяжелое». Это своего рода мой
слоган, и я уже давно ассоциируюсь и имиджем готики и декаданса. Мне было очень
тяжело проявить себя в новом амплуа, потому, что этот имидж ко мне прилип. Это
паршиво, ну что ж, это моя вина *улыбается*. Печально.
- Вы, правда, в этом уверены?
- Да. Я люблю тяжелую музыку. А еще я думал, что если я в группе, то мне не
нужен сольный проект. Зачем мне? Если бы я сказал, что хочу делать соло проект,
я бы не смог самовыразиться, потому, что остальные члены группы делали бы все
по-старому. Это относиться к тому, о чем я говорил выше, о моей невозможности
измениться. Но, в конце концов, я перестал себя от этого отговаривать.
- И эти изменения в ваших взглядах позволили посмотреть на «Lucy» с другой
стороны и подумать: «Эй, а это забавно!»?
- *Хихикает* как раз наоборот. Тогда я решил, что Имаи не будет мне помогать.
Ребята в серьез к этому не относились, подкалывали меня. Один начал даже
кудахтать «кокококоо!» *улыбается*!
- *Улыбается* возвращаясь к вашему сольному альбому Сакурай-сан. Я думаю, в нем
вы выложились на все сто процентов. Но, зная, что по натуре вы перфекционалист,
думаю, вы остались не очень довольны результатом. Будто вы недостаточно
выложились, и можете сделать больше. Я права?
- Да, действительно. Я так думал. Но у меня неплохо получилось. И те люди,
которые работали со мной над альбомом, мне сильно помогли. Я старался особо не
злиться, если что-то шло не так. Мы хорошо сработались.
- Да, я помню, вы говорили об этом, когда еще работали над альбомом. Но
возвращаясь к нашему разговору. Если бы вы работали над своим следующим
соло-проектом, что бы вы еще придумали?
- Ничего. Я достаточно сделал.
- О!
- Ааай… еще посмотрим.
- Так что это, да или нет *смеется*?
- Знаете, сложно сейчас об этом говорить. Если я сейчас скажу, что хочу
работать только с Имаи и Хайдом, то могу сделать больно Тайджи и Тсучия
Масами-сану, а я не хочу этого делать. Они все хорошие люди.
- Действительно, если вы скажете, что предпочитаете кого-то кому-то, это будет
звучать неразумно.
- Я знаю это, но как мне этого избежать? Я как раз вчера, нет, позавчера об
этом размышлял.
- Это ужасно! Вы только сейчас об этом задумались?
- Аха-ха-ха. Да. Только сейчас.
- Так как вам удалось сработаться?
- Хм, да. Благодаря тому, что вел себя подло по отношению к партнерам. Когда я
думаю о них, этим я делаю что-то нечестное и сделаю то же самое, когда
перестану думать о них. Вы можете сказать, что я не знаю, что говорю. Это из-за
того, что люди, с которыми я работаю, сказали мне, что они думают, что я хорош.
Конечно, я думаю, что они также хороши, также как и те вещи, которые они
делают, но возможно они этого не хотят. Это просто ставит их на место, так? Но
как бы я мог хотеть для них другого? Так что я полагаю, что я действительно
получил то, что хотел.
- Извините, но мне опять придется изменить тему разговора. Недавно я побывала
на концерте «Buck-Tick» на арене в Йокогаме. Это было на вашем шоу 11 сентября,
я сидела на одном из зарезервированных мест и молилась про себя. Но в этот
момент, когда вы стояли на сцене, то произнесли: «Это все лицемерие», и тогда я
поняла, что если даже я буду молиться, то это ничего не изменит. Вы тоже так
думаете?
- Да, да.
- Но даже если вы думали: «Даже если я думаю, что это не поможет, я все равно
сделаю все возможное». Я была удивлена, что из всех своих качеств вы выбрали
скромность. Я не думала, что, в конечном счете, вы так изменитесь, по крайней
мере, мне так кажется.
- Это правда. Но я скорее был бесстыдным.
- Люди могут принять те вещи, на которые не способны повлиять?
- Я принимаю. Так не хорошо говорить, но одна из лучших вещей в публичных
выступлениях это то, что я могу влиять на людей.
- Ах, вы смелый человек.
- Какие последствия будут иметь мои слова? Я стараюсь не говорить лишнего.
- Понятно… И чего вы сейчас ожидаете от жизни?
- Мм…Возможно в Японии немало таких же людей как я, которые скажут, что не
хотят стареть. И чем старше они становятся, тем чаще об этом говорят. Как там,
в пословице говориться?
- О том, чтобы быть сорокалетним, не будучи ведомым к искушению? (В пятьдесят
ты узнаешь свою судьбу, если в сорок не собьешься с пути - Конфуций).
- А, вот так? Может, я стану настоящим взрослым, когда мне будет пятьдесят или
шестьдесят. Но в свои тридцать восемь я до сих пор чувствую себя как ребенок.
Не думаю, что я действительно повзрослел. Не могу себя представить в роли
настоящего повзрослевшего человека, хотя и не веду себя как ребенок. Надеюсь,
когда мне будет сорок, я не потеряю свое чувство юмора.
- Ваши взгляды на жизнь и смерть со временем изменились, не так ли?
- Нет предела совершенству. Но сейчас я знаю, что уже не думаю так, как в
двадцать лет. Человек меняет свои взгляды со временем, и если я дальше буду
расширять свой кругозор, то это не так плохо.
- Значит, вы всегда будете позитивно относиться к жизни?
- Да, точно. У меня еще много перспектив. И это самое главное… Знаете, я не
сдамся, только потому, что позитивно отношусь ко всему *улыбается*. До тех пор,
пока окружающие верят в меня. Сейчас для меня это так же легко, как и в молодости.
Просто сейчас я стал более ворчливым *улыбается*, потому, что стал старше. Так
что сейчас, все, что не делается, делается к лучшему. Вот, что я думаю
============================================
P.S. Отельное и огромное спасибо авторам перевода на русский!!
Немає коментарів:
Дописати коментар